Война постепенно уходит в прошлое. И, наверное, совсем неплохо, что она становится всего лишь страницей в учебнике истории, главное, чтобы страница эта не искажалась и взывала к памяти человеческой, чтобы извлекались из неё уроки мужества, любви к Отечеству и чтобы, наконец, осознал человек, что именно сегодня он должен успеть вписать свои строки, настоящие, живые, в летопись Великой Отечественной войны…

В подбитом немецком танке в тысяча девятьсот сорок первом году был найден дневник фашистского унтер-офицера второй роты тридцать шестого танкового полка Альберта Шмидта. «Дни ужаса» – так определяет он своё пребывание на захваченной советской земле.

Вот он, этот дневник. «22 июня… Атакуем противника. Мы входим в состав 6 армии под командованием генерала Рейхенау. Эта армия входит в группу фон Клейста… Около 20 неприятельских бомбардировщиков атакуют нас. Мы прячемся под танками. Рядом убит мотоциклист нашего взвода, осколок распорол ему спину. Мы продвинулись на несколько сот метров от дороги. Итак, началась война с Россией. Эта война будет жестокой… Сможем ли мы спать спокойно?»

Нет, вы никогда уже не сможете «спать спокойно». Вы никогда не сможете спать спокойно, потому что не пройдёт и недели, как ты, неизвестный мне, Альберт Шмидт, напишешь: «Русские сражаются упорно. Днём очень жарко и пыльно. Трудно выдержать… Бой закончился только поздно вечером. Начальник и его наводчик убиты. Много раненых и сожжённых. Танк 233 сгорел вместе с наводчиком. Наша рота сегодня потеряла 6 танков», а двадцать пятого июня ты сделаешь запись: «Все потери ещё не выяснены. Никто из нас ещё не участвовал в таких боях, как в России. Поле сражения имеет ужасный вид. Такого мы ещё не переживали». А вот и ещё одна твоя заметка: «4 июля. Два танка наскочили на мины, несколько русских стрелков со всех сторон забросали нас гранатами. Вступили в самую Россию. Вышло масло. Отступили назад». И не пройдёт и месяца, как ты, поработитель, выведешь, сидя в танке, прямо посреди боя, свои последние строки: «У них много тяжёлых орудий, полевых пушек, противотанковых пушек – столько я никогда не видел! Стараемся преодолеть. Мой и другие танки русские забрасывают гранатами. Мы ведём огонь против…».

Вот и всё. Ты так хотел ступить на мою родную землю, упиваясь своим могуществом, ты так желал спокойно топтать мои поля, пить из моего ручья, наслаждаясь его живительной прохладой, жить в моей хате, кушать мой хлеб, взращённый мозолями моих предков… Ты мечтал о спокойном сне, когда плакали дети, кричали от боли женщины и старики, когда в горящих избах задыхались в муках чьи-то брат, сестра, мать, отец… Ты хотел покоя, когда русский солдат, защищая свою родину, семью, страну, подставлял себя под пули, грыз пропитанную кровью, потом солдатским и гарью человеческих тел, землю, оплакивая её своими слезами. Слезами потерь.

Ты хотел написать свою историю, навсегда перечеркнув мужество моего прадеда и славу тех, кто сегодня стал землёй, травой, пророс корнями деревьев… Ты думал вырвать память из нас – о, как бы радовался ты униженным, безликим существам, забывшим о тех, кто не вернулся домой, кто был убит тобой, замучен и истерзан.

Вот они, не вышедшие из-под огня, мои земляки: Морозов Фёдор Васильевич из деревни Авадово, пропавший без вести в декабре сорок третьего, Поляков Тихон Яковлевич, из того же села, пропавший без вести в сентябре сорок первого, и его брат Николай Яковлевич, старшина роты 671 артиллерийского полка 213 стрелковой дивизии, погибший в бою в августе 1943 года под Харьковом, и восемнадцатилетний Семён Иванович Романенков из Волоедово, едва успевший переступить порог своего отчего дома и уже в июле сорок первого где-то на русских просторах сложивший голову…

Я помню!

Сегодня я участник поискового движения России, член поискового отряда с прекрасным, гордым названием «Русич».

Да, я – Русич! Я тот, кто не желает, чтобы у него отняли его Родину.

И почти десять лет поисковый отряд «Русич» шагает по следам войны, по следам павших неизвестных солдат. И мы идём на наше Поле Памяти на Нулевой версте Старой Смоленской дороги, идём к нашим обелискам…

Мы помним, когда в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году в ходе Международной Белорусско-Российской «Вахты Памяти» у хутора Козлы Краснинского района были подняты из траншей и воронок останки четыреста двенадцати павших защитников Отечества и захоронены на Поле Памяти у границы России и Белоруссии.

Мы помним наши Нитяжи, где «русичи» поднимали девять советских воинов в две тысячи одиннадцатом году, попавших в окружение в сорок первом вместе с тринадцатой и пятьдесят седьмой танковыми дивизиями, но задержавших врага у берегов Днепра на целую неделю. Это наш тринадцатый мотострелковый полк, неся каждый день потери, то и дело, переходил в наступление, занимая северные окраины города Красный. Полковник В.А. Мишулин, командир пятьдесят седьмой танковой дивизии, был ранен, но поле боя не покинул. И благодаря мужеству таких людей мы вырвались из окружения, нанося в немыслимых условиях урон врагу, уничтожив до батальона немецкой пехоты, десять немецких танков и шестнадцать автомашин.

Мы помним две ячейки в придорожном ельнике, в районе железнодорожной станции Гусино, а в них тела офицера и солдата. И медальон, рассыпавшийся в руках – воин погибал тогда второй раз на наших глазах, для нас он так и останется в веках Неизвестным солдатом. Двое безымянных, принявших свой последний бой против фашистской громады – это ли не пример русского героизма! И какую же боль потери ощутили тогда наши ребята!

А ещё один, без имени и звания, сложивший голову за Отчизну свою в местечке Черныши, лёг третьего декабря две тысячи четырнадцатого года в могилу в сквере Боевой Славы на Аллее Памяти в городе Ельня рядом с такими же славными неизвестными героями, оборонявшими рубежи нашей Смоленщины.

В этом же году на свою родную землю мы вернули Лапутина Стефана Ефимовича. Он родился в тысяча восемьсот девяносто восьмом году в деревне Варечки Краснинского района, был простым ополченцем, совсем непризывного возраста. Но он ушёл, чтобы не вернуться. Ни в одном архивном списке не значилось его имя. Считалось, что солдат пропал без вести в ноябре сорок третьего. Оказалось, что погиб солдат в июле сорок первого. Более семидесяти лет боец пролежал на ярцевской земле, совсем рядом с домом. Благодаря медальону он обрёл имя, своих родных. Когда зашёл вопрос о том, где будет захоронен воин, родные сказали: «Рядом с женой и сыном, только, знаете, там ведь никого рядом не хоронили с бабушкой – ель огромная растёт, не давала…». «Ель?! Эта ель будто знала, что муж, отец вернётся, рядышком ляжет… Место уберегла!..».

А как нам забыть двух замученных и расстрелянных фашистами воинов- девушек, поднятых нами недалеко от деревни Ермаки… Наши девчонки плакали. С почестями мы упокоили две истерзанных души на нашем Поле Памяти.

Вспоминаем мы и тридцать трёх богатырей. Нет, совсем не из сказки. Это так наши поисковики назвали тех, кого они нашли в урочище Слобода, погибших при освобождении нашего района на границе России и Белоруссии. Именно в этих местах начинались рубежи Оршанского сражения в ходе операции «Багратион» в июне тысяча девятьсот сорок четвёртого года. Девять месяцев стоял здесь фронт, готовя основной удар в оперативном направлении, идущем вдоль магистрали Минск-Москва. Девять месяцев, не прекращаясь, шли бои по берегам реки Мерея. Погибшие относятся к девятьсот шестнадцатому, девятьсот девятому, девятьсот двадцатому, пятьсот тридцать первому, одна тысяча сто пятьдесят восьмому и одна тысяча сто тридцать шестому, одна тысяча сто шестьдесят второму стрелковым полкам сорок девятой армии, восьмой гвардейской кавалерийской дивизии. Стальной арматурой, кусками проволоки связывали воинов по нескольку человек, чтобы скинуть в яму, да и прикопать. Иные сидели, иные переплелись своими телами, словно проросли друг в друга – это была страшная картина. Разве это можно забыть?!

Не забыть нам воинов из Василевич, которых мы поднимали из земли на районной «Вахте Памяти». Бурьяном поросший высокий холм – когда- то в этом месте выкорчёвывался кустарник, пахались поля… Бульдозер делал своё дело… Никто и не догадывался, что его стальная лопата в один миг соединила, переплела, перемешала останки десятерых бойцов-красноармейцев. И этот холм с корнями деревьев, пронизанный насквозь барсучьими норами, возвышался семьдесят лет посреди огромного поля недалеко от речушки Ивата на границе с Белоруссией как монумент, как символ славы наших прадедов. И было радостно от того, что обретут воины почести достойные их, и было больно от того, что все они неизвестные, лишь одна винтовка на десятерых, одни сапоги…

А совсем недавно на обычной деревенской дороге, рядом с нашей школой в д. Викторово, там, где летом любит играть детвора, четыре воина, расстрелянных в тысяча девятьсот сорок втором году полицаями и власовцами, были подняты поисковиками из земли. С духовными, воинскими, гражданскими почестями они будут увековечены на нашей Краснинской земле, и мы обязательно узнаем их имена, как уже знаем то, что были ребята совсем юными, состояли в партизанском отряде, который действовал в малеевских лесах Краснинского района, что старший группы был убит сразу, остальные отстреливались до последнего, подверглись пыткам и были казнены.

И мы помним, что каждую минуту на фронтах в течение войны погибало десять крепких, мужественных людей, жаждущих жить… И среди этих десяти почти треть пропавших без вести, у которых не только отняли жизнь, но и имя… И мы идём по следам войны, по следам тех, кто до сих пор не увековечен.

А ещё мы слышим слова: «Найдите моего солдата, верните его домой, пусть он снова обретёт своё имя, свою семью…». И мы знаем, что каждый, кто ищет – обретёт, рано или поздно скажет: «Ну, здравствуй, дед».

И нет у нашей истории срока давности, пока живём на этой земле, мы – часовые Памяти.